Архивы

В большинстве своем тексты, составлявшие книгу Бездны и архивы Калорры, являлись фрагментами первоисточников. Однако лишь в большинстве. Вот несколько исключений.

Из архивов Калорры

Из наставлений Пустотника Айриса своим ученикам

(книга найдена в одном из брошенных городов в 957 году от основания Империи)

Вступление. О человеке и том, что дoлжно превзойти.

Я учу вас о сверхчеловеке. Человек есть нечто, что дoлжно превзойти. Что сделали вы, чтобы превзойти его?

Все существа до сих пор создавали что-нибудь выше себя; а вы хотите быть отливом этой великой волны и скорее вернуться к состоянию зверя, чем превзойти человека?

Что такое зверь в отношении человека? Посмешище или мучительный позор.
И тем же самым должен быть человек для сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором.

Вы совершили путь от червя к человеку, но многое в вас еще осталось от червя,
Некогда были вы зверем, и даже теперь еще человек больше зверь, чем иной из зверей.

О чувствах

Я люблю лес. В городах трудно жить: там слишком много похотливых людей.

Не лучше ли попасть в руки убийцы, чем в мечты похотливой женщины?

И посмотрите на этих мужчин: их глаза говорят – они не знают ничего лучшего на земле, как лежать с женщиной.

Грязь на дне их души; и горе, если у грязи их есть еще дух!

О, если бы вы совершенны были, по крайней мере как звери! Но зверям принадлежит невинность.

Разве я советую вам убивать свои чувства? Я советую вам невинность чувств.

Разве целомудрие я советую вам? У иных целомудрие есть добродетель, но у многих почти что порок.

Они, быть может, воздерживаются – но сука-чувственность проглядывает с завистью во всем, что они делают.

Даже до высот их добродетели и вплоть до сурового духа их следует за ними это животное и его смута.

И как ловко умеет сука-чувственность молить о куске духа, когда ей отказывают в куске тела!

Вы любите трагедии и все, что раздирает сердце? Но я отношусь недоверчиво к вашей суке.

У вас слишком жестокие глаза, и вы похотливо смотрите на страдающих.
Не переоделось ли только ваше сладострастие и теперь называется состраданием!

О войне и мужестве

Война и мужество совершили больше великих дел, чем любовь к ближнему.
Не ваша жалость, а ваша храбрость спасала доселе несчастных.

Что хорошо? – спрашиваете вы. Хорошо быть храбрым. Предоставьте маленьким девочкам говорить: "быть добрым – вот что мило и в то же время трогательно".

Вас называют бессердечными – но ваше сердце неподдельно, и я люблю стыдливость вашей сердечности. Вы стыдитесь прилива ваших чувств, а другие стыдятся их отлива.

Вы безобразны? Ну, что ж, братья мои! Окутайте себя возвышенным, этой мантией безобразного!

И когда ваша душа становится большой, она становится высокомерной; и в вашей возвышенности есть злоба. Я знаю вас.

В злобе встречается высокомерный со слабым. Но они не понимают друг друга. Я знаю вас.

Враги у вас должны быть только такие, которых бы вы ненавидели, а не такие, чтобы их презирать. Надо, чтобы вы гордились своим врагом: тогда успехи вашего врага будут и вашими успехами.

Восстание – это доблесть раба. Вашей доблестью да будет повиновение! Само приказание ваше да будет повиновением!

Для хорошего воина "ты должен" звучит приятнее, чем "я хочу". И все, что вы любите, вы должны сперва приказать себе.

Из архивов Калорры

Письмо Сарта

Я, патриарх Сарт, пишу вам, мои далекие потомки. Вот мои слова.

К тебе обращаюсь я. Ты, читающий эту книгу, живешь в закатное время, время сумерек. Тлен и упадок вокруг тебя – иначе не видел бы ты этих строк или не придал бы значения им, кинув их в дальний угол архива подобно другим словам, чье время еще не пришло. Мертвым словам, что смотрят на тебя с темных, пыльных стеллажей. Мертвые, изошедшие беззвучным криком, ждут тебя на твоей Дороге. Слова, что алчут бытия, алчут пера и бумаги, алчут голоса и глаз – бесконечного моря глаз...

Однажды я приоткрыл занавес великого театра бытия и взглянул за кулисы. Я читал сценарий пьесы и знаю ее всю. Единственное, что неведомо мне – ее финал. Это знание стоит жизни. Оно стоит души, и моя плата за него была тяжела. Я дарю его тебе, читатель, не зная и не видя тебя, ибо мой взгляд ныне – голод. Вечерний туман холодных осенних сумерек клубится в дверном проеме, вползая в дом рваными белесыми лоскутьями, жадно вытягивая последние капли тепла. Он – за порогом. Он уже переступил через него. Что толку судить ребенка, нечаянно распахнувшего дверь в промозглую сырость полуночи?

Ты боишься? Зря. Я боюсь.

Я вижу их. Тех, кто хочет переписать сценарий. Тех, кто превращает актера в лишенного слов статиста. Тех, кого в твой век будут называть Господа. Их лица бледны, голоса полны слов, их поцелуй нежен и томителен как яд, словно влажное дыхание агонии, что он несет в себе.

Сможете ли вы доиграть свою пьесу вопреки их воле? Сказать свои слова?.. Или замрете, лишенные навеки благословенного дара говорить? Я не знаю. Я лишь стремлюсь вам помочь.

Знание, ведомое мне – на этих страницах. Да поможет оно вам.

Неживущих неспособно убить железо. Лишь меч тяжелого серебряного блеска может поразить неживущего и лишить его силы на некоторое время. Где не хватит серебра – поможет Знак Утра. Увы, умение наносить его на сталь передать не в моей власти. Я изготовил три клинка – один я положил в Зеленом Замке, один в поселке Тар-маал в Оркнейским Лесу к северу от рудничного городка, последний вверен Вершителю Судеб, дабы передавался из поколения в поколение. Также может помочь от них шиповник, если сокрыться в его густых зарослях. Убегая от исчадия Бездны, следует поставить между ним и собой бегущую воду. Это замедлит его продвижение.

Нападая, неживущий заставляет свою жертву замереть, и нет силы, способной защитить от этого, кроме Дара или Витража.

Охранный знак, что принято чертить ныне на всех жилищах, запрещает неживущему войти до тех пор, пока его не пригласят, если это не его родной дом или не публичный. Так можно определить неживущего.

Неживущие днем слабее, чем ночью.

Также способны они призвать на помощь себе диких зверей и перевертышей.

Будучи по своей природе нематериальны, могут они исчезать и появляться в самых неожиданных местах. Однако известно, что неспособны неживущие материализоваться там, где на них смотрят живущие.

Вот слова, что пришли ко мне, когда я искал силы, способной остановить неживущего.

Защита от Неживущего

Други, не верьте! Все та же единая
Сила нас манит к себе неизвестная,
Также пленяет нас песнь соловьиная,
Те же нас радуют звезды небесные!
Правда все та же! Средь мрака ненастного
Верьте прекрасной звезде вдохновения,
Дружно гребите, во имя прекрасного,
    Против течения!

Други, плывите! Напрасно хулители
Мнят осквернить нас своею гордынею,
На берег скоро мы, волн победители,
Выйдем торжественно с нашей святынею.
Верх над конечным возьмет бесконечное
Верою в наше святое значение,
Мы же возбудим течение встречное
    Против течения!

Изгнание Неживущего

Есть души, где скрыты
увядшие зори,
и синие звезды,
и времени листья;
есть души, где прячутся
древние тени,
гул прошлых страданий
и сновидений.
Есть души другие:
в них призраки страсти
живут. И червивы
плоды. И в ненастье
там слышится эхо
сожженного крика,
который пролился,
как темные струи,
не помня о стонах
и поцелуях.
Души моей зрелость
давно уже знает,
что смутная тайна
мой дух разрушает.
И юности камни,
изъедены снами,
на дно размышления
падают сами.
"Далек ты от бога", –
твердит каждый камень.

Заклясть Оружие

Подобен сверканью моей души блеск моего клинка:
Разящий, он в битве незаменим, он – радость для смельчака.
Как струи воды в полыханье огня, отливы его ярки,
И как талисманов старинных резьба, прожилки его тонки.
А если захочешь ты распознать его настоящий цвет, –
Волна переливов обманет глаза, как будто смеясь в ответ.
Он – тонок и длинен, изящен и строг; он – гордость моих очей,
Он светится радугой, он блестит, струящийся, как ручей.
В воде закалялись его края и стали алмазно-тверды,
Но стойкой была середина меча – воздерживалась от воды.
Ремень, что его с той поры носил, – истерся, пора чинить,
Но древний клинок сумел и в боях молодость сохранить.
Так быстро он рубит, что не запятнать его закаленную гладь,
Как не запятнать и чести того, кто станет его обнажать.

Охранный Знак

Этот Знак нарисован на всех домах в Калорре. У Девятикратных и Изменчивых на домах этих знаков нет. Неживущий не может без приглашения переступить порог дома, на стене которого нарисован Знак, если только будучи человеком он не жил в этом доме. Рисуется строителем, пока не построена крыша дома. Если дом уже построен – можно разобрать часть крыши, после этого глава дома может нарисовать Знак на доме, при этом внутри дома не должен никто находиться.

...Увы, все, описанное мной выше – не надежная защита. Неживущий бессмертен, ибо безжизнен. Лишь на короткое время может он быть развоплощен. Будучи поражен оружием иль магией, низвергнется он в Бездну – и покинет ее, став еще сильнее, ибо в смерти его истинная сила. Лишь победив Бездну, можно остановить смерть с белым ликом. Остановить ночь. Я долго искал слова и Знаки, надеясь знанием своим и силой своей сразится с Бездной. Не ходи моей дорогой, читатель. Она – путь в никуда. Я стал мудр, я обрел силу; Слова и Знаки, кровь и сталь ныне подвластны мне, но глядя в отражения своих зрачков в зеркале, я вижу Бездну. Так она победила меня. Более мне нечего сказать тебе, читающий эти строки. Прости.

Из книги храма Сарта Ожидающего

Демон

Запись, оставленная Шейхом секты Великого Отсутствия

"О главном", – сказал ты. Что же, я пишy о главном.

Скажи мне, демон, зачем все это? Эта таинственность, этот yстрашающий взгляд.
Я не боюсь тебя. Зачем этот храм, кого ты ждешь?

Жаль, нельзя прочитать то, что писали дрyгие. Они ведь были, да?

Что ты потребyешь потом, что дашь взамен? Бери что хочешь, лишь только разyм мой оставь.

Чего еще желать мне в нашем мире? Все преходяще, все желания пyсты, они лишь сyета.
Только жажда знания еще осталась – да и она зачем нyжна?

Кyда все подевалось, кyда идет наш мир? Зачем все это?

Одни вопросы, нет ответов.

Молчишь.

Ответь мне, демон!